Что такое макронизм ?
14 мая 2017 года, Эммануэль Макрон был избран президентом Французской Республики, во втором туре со счетом 66,1% голосов, против Марин Ле Пен, которая собрала 33,8% голосов. Родившийся в 1977 году, Макрон – самый молодой избранный президент Пятой республики. На первый взгляд, его избрание может показаться свидетельством появления нового поколения французского правящего класса.
К подобной интерпретации приводят следующие признаки:
- Макрон – новичок во французской политике,
- он родом из поколения, все еще слабо представленного в политическом классе,
- стиль его избирательной кампании нарушил традиционные коды,
- дискурс будущего президента отличался от традиционных канонов французской политической риторики,
- очень необычно была выдвинутa вездесущность его жены, по примеру американских первых лeди,…
Необыкновенно быстрый подъем Макрона к власти стал возможным, в первую очередь, благодаря мощной поддержке средств массовой информации (самых влиятельных газет и телевизионных каналов). Итак, на первый взгляд, избрание Макрона воплощает в себе победу французской так называемой ‘мажоритарной демократии’ [демократия большинства], т.е., по словам бывшего президента Валери Жискар д’Эстена (1974-1981), победу широкого политического большинства и широкого общественного консенсуса ‘двух французов в трех‘[1]. Во время так называемого ‘Славного Тридцатилетия’ [длительного периода экономического роста] (1950-1980), политическая система Франции опиралась, как и политические системы всех западных странах, на ‘демократии большинства’, т.е. на сильный средний класс. Но я сегодня покажу, что политический триумф Макрона и макронизма, несмотря на всю его блестящую внешность, не являeтся признаком возрождения ‘демократии большинства’ и французского среднего класса. Макронизм также не является признаком появления нового правящего класса во Франции. « Внешность очень обманчива », – говорит знаменитая французская пословица. На самом деле, я думаю, что макронизм сигнализирует об окончательном снижении среднего класса и о завершении конца системы ‘демократии большинства’ во Франции.
За исключением генерала де Голля (1958-1969), чья политическая траектория отступает от всех обычных траекторий высших политических лидеров Франции, все президенты Пятой республики являются давними опытными профессиональными политиками. Избранный в 1974 году Жискар д’Эстен сидел в Национальной Ассaмблее с 1956 года. Он также был мэром в течение 7 лет и несколько раз был назначен министром генералa де Голля. Аналогичным образом, Франсуа Миттеран (1981-1995) начал свою очень долгую политическую карьеру в качестве министра уже в 1947 году! Он был тогда несколько раз министром (Внутренних дел, Юстиции, Европейских дел, …) при Четвертой Республике (1946-1958), затем был избран сенатором департамента Ньевр (1959-1962), затем сенатором того же департамента (1962-1981), в то же время руководя социалистической партией (тогда первой оппозиционной партией во Франции). Жак Ширак (1995-2002) и Николя Саркози (2007-2012) также многократно занимали должности министра (Жак Ширак даже был премьер-министром с 1986 по 1998 год), были депутатами и мэрами крупных городов (Жак Ширак был мэром Парижа с 1977 по 1995 год), и каждый из них возглавлял большую партию правых голлистов (RPR, затем UMP), до того как они были избраны на пост президента Республики. Дальше, предшественник Макрона, Франсуа Олланд (2012-2017), хотя никогда не был министром, возглавлял Социалистическую партию в течение одиннадцати лет и неоднократно был избран депутатом, был членом Европейского парламента и даже был мэром города Тюль. Итак, учитывая все вышеизложенное, траектория Макрона совсем отступает от неписаного правила, согласно которому французский президент является высокоопытным профессиональным политиком. До избрания в Елисейский дворец, Макрон никогда не был избран ни на какую должность (ни мэра, ни депутата, ни сенатора). Он был министром экономики в течение двух лет (2014-2016 годы) и, ранее, был заместителем Генерального секретаря администрации Президента в течение двух лет. Eще одно заметное исключение: в отличие от своих предшественников, Макрон исходил не из исторически установленной партии, а из движения, которое он сам создал несколько месяцев до начала президентской кампании – движение Ан Марш [На Марше!] и, заметьте пожалуйста, которое, в связи с этим, не подпадало под те же ограничительные финансовые правила, что и другие партии…
Перед началом президентской гонки, Макрон опубликовал книгу под названием Революция. Но в этой книге совсем не объявляется революционная политическая программа ! Как описать эту программу ? Это краткое изложение всех предложений Европейской комиссии, которые ежегодно публикуются в сборнике под названием ‘Рекомендации [государствам членам т. н. Еврозоны] по экономической политики’. Итак, программа Макрона, это ни больше, ни меньше, чем прогфаммная установка Брюсселя, которую Макрон просто превратил в привлекательные лозунги, такие как Давайте изобретëм новый мир ! или Друзья, включите весеннее [т.е. позитивное] мышление ! В результате, никаких изменений в экономической и социальной политике, никакой Революции не было и не будет: мы наблюдаем ту же самую политику, которую уже с 1983 года проводят все французские правящие элиты одни за другими, а именно: ордолиберализм и финансовую и денежную дисциплину под руководством Еврокомиссии, т. е. Германии. Макрон даже акцентирует эту политику по линии Брюсселя и Берлина. Тем не менее, произошла на самом деле революция : это революция политического класса. Избрание президента « без политического прошлого » и без реальной партии привело к коллапсу традиционного политического класса. Социалистической партии и партии республиканцев [наследники голлизма] нанесли серьезные, может быть даже смертельные удары. Следовательно, уничтожено традиционное разделение между левым и правым лагерями во французской политике. Его уже заменяет новая разделительная линия на политическом поле : эта линия рисуется между Центром и Периферией, между популистскими силами и блоком правящих элит. Я скоро вернусь к нему. Следует добавить, что движение Ан Марш ! одержало ошеломительную победу на выборах в Национальную ассамблею в июне 2017 года. Благодаря мажоритарной системе, Ан Марш ! завоевало подавляющее большинство мест (308 из 577 депутатов), что приводит к крупнейшему с начала Пятой республики обновлению состава депутатов во Франции: только 173 депутатов, избранных в 2017 году уже были депутатами до этого, в результате чего 71% избранных в 2017 году депутатов являются новичками в политическом деле. Это резкое обновление политического персонала сопровождается заметной феминизацией и значительным омоложением французского парламента. Итак, новый французский парламент гораздо меньше состоит из профессиональных политиков. Более того, многие из новых избранных представителей нации вовсе не политизированы и даже часто утверждают, что они – аполитичны ! С Макроном политический маркетинг и политическая коммуникация, т.е. ‘пиар’ имеют приоритет над политикой в классическом смысле слова. Сакраментальная риторика французских политиков, уже пришедшая в негодность после президентства Саркози, сегодня существует только на периферии французской политики. Многие новые министры и в общем новые высокопоставленные должностные лицa публично выступают в ‘лидерском стиле’ по образцам маркетинговых семинаров. Во многих отношениях, риторика макронизма и выступлений самого Макрона похожи на проповеди американских пасторов-евангелистов. Революция Макрона – это, прежде всего, революция в стиле.
Самозванный ‘новый мир’ Макрона -это тромп лой, т.е. ‘обманка’- визуальный эффект, создающий правдоподобную иллюзию реальности. Этот тромп лой больше никого не обманывает. В действительности, реальную политическую преемственность имеет высший слой технократии, который во Франции держит практически все рычаги управления. Относительно этого момента, Макрон, как и все его предшественники, является энарком [от французского слова énarque, т.е. выпускник Национальной школы администрации, ЭHA]. Пять (из восьми) президентов Пятой Республики являются энарками. В преемственности со своими предшественниками, Макрон окружает себя энарками своего поколения, и даже своей когорты ЭНА, что составляет большинство членов его администрации. Высший слой технократии, главным образом, состоит из выпускников ЭНА –даже говорят об энаркии !– которые также занимают высокие должности в экономической и финансовой сфере. Это связано с одной примечательной особенностью французской административной системы, под названием ‘пантуфляж’ [pantouflage], т.е. французский вариант системы ‘вращающихся дверей’ [по-американски revolving doors] : переход высокопоставленных должностных лиц из политики в крупный бизнес или на руководящие посты аналитических центров, а затем обратно. Распространение такой системы способствует размыванию сферы государственных и общественных интересов и частных интересов крупного бизнеса или мощных лобби. В дополнение к этому, ‘пантуфляж‘ порождает ряд конфликтов интересов в сообществе правящих элит, т.е. ситуации, при которых личная заинтересованность человека может сильно повлиять на процесс принятия решения и принести ущерб интересам государства. Итак, французскую правящую элиту иногда называют ‘каста’ [со ссылкой на касты в Индии], чтобы сделать акцент на ее однородности и сплоченности. Эту ‘касту’ критикуют за то, что технократическая элита пользуется слишком большими привилегиями, за то, что она слишком проникнута догматизмом и подвержена политике, продиктованной Европейским Союзом. Наконец, часто подчëркивается, что ‘каста’ недостаточно информирована о реалиях страны…
Вернемся к Макрону. Новый президент является технократом в самом чистом смысле слова, в отличие от всех его предшественников. Ширак и Олланд -выпускники ЭНА, так же, как Макрон- практически не преследовали карьеру в государственной службе после окончания этой высшей школы, а сразу же начали политическую карьеру. Окончив ЭНА в 2004 году, Макрон быстро прибегал к ‘пантуфляжу‘ и некоторое время (2008-2012) был сотрудником в банке Rothschild, где он был очень быстро продвинут на должность партнера банка, и в этом качестве он оказался в центре политически важных и щекотливых переговоров, в частности, в деле о рекапитализации газеты Ле Монд [самой влиятельной газеты во Франции]. В декабре 2017 года Арно Монтебур, предшественник Макрона на пост министра экономики при президентстве Олланда, обвинил нового президента в том, что в 2014 году, тот способствовал поглощению энергетической отрасли группы Alstom (энергия и транспорт, строительство TGV) -настоящей французской промышленной жемчужины- американским гигантом General Electric, в ущерб слиянию Alstom с немецкой группой Siemens[3]. Ссылаясь на это дело, депутат-голлист Николя Дюпонт-Эньян, кандидат в президенты в выборах 2012 года, обвинил Макрона в том, что тот является «представителем партии зарубежных интересов».
Теперь перейдем к последнему вопросу : какова политическая социология макронизма, т.е., другими словами, на какие общественные силы опирается макронизм? По внешнему виду, победа макронизма, это триумф центризма, победа ‘партии разума’ над ‘партией эмоций’. Я уже говорил, что макронизм полностью затмил характерный для Франции разрыв между левым и правым. Однако, победа центризма – ‘пиррова победа‘. Почему? Потому что, победа Маркона – уникальное сочетание обстоятельств, настоящий ‘эффект удачи‘ (для него)! Макронизму удалось победить в очень специфических обстоятельствах : второй раунд был против Марин Ле Пен, т.е. против неопытного, неуклюжего и сильно дискредитированного всеми средствами массовой информации кандидата. Я сейчас попытаюсь объяснить, что, вопреки тому, что мы видим на первый взгляд, победа макронизма не является победой подавляющего большинства (хотя и 66%), а победа социологического меньшинства, т.е. победа ‘Франции верхов‘ [la France d’en haut].
В конце 1970-х годов, политический центризм совпадал с ‘партией среднего класса’. Сегодня средний класс размылся, и ‘политический центр’ страны больше не соответствует ‘социологическому центру’ общества. Каков на сегодняшний день ‘социологический центр’ французского общества? Трудно его охарактеризовать, именно потому что французский средний класс размылся под давлением глобализации и продиктованной Еврокомиссией ордолиберальной политики с 1983 года. Существует ‘высший средний класс’ мегаполисов. Поскольку этот социальный слой во многом выиграл от ‘европеизации’ политики и глобализации экономики, ‘Французы верхов’, т.е включая верхи среднего класса, в целом придерживаются дискурса и ценностей технократии и правящего класса. По данным географа Кристофа Гильюи, французский средний класс еще был однородным до 1990 года, после того, как очень важная часть этого среднего класса обнищала, постепенно стала чувствовать себя отброшеннoй на периферию прогресса и вне ‘движения вперед’ всех остальных[5]. ‘Периферийных Французов‘ стало все больше и больше. Они перестали верить в элитный дискурс и в то, что говорят СМИ. Они стали « периферийными » и в политическом смысле слова. Наблюдается аналогичная эволюция во всех западных странах, о чем свидетельствуют результаты исследования старшего экономиста Всемирного банка Бранко Милановича[6]. Это постепенное исчезновение среднего класса привело к появлению популистских движений в Европе и во многом объясняет избрание Трампа в Соединенных Штатах.
Итак, со середины 1970-х годов во Франции сформировался консенсус о необходимости управления страны ‘в центре’. Как говорил президент Жискар д’Эстен, обязательно собирать ‘согласие двух французов из трех’. Иными словами, образовавшийся в годы непрерывного экономического роста – ‘Славного Тридцатилетия‘ (1950-1980) средний класс был социологическим пьедесталом французской нации, который характеризовался отсутствием в нем сильных социальных диспропорций. Социальное неравенство было гораздо менее выраженным, чем сегодня, и, прежде всего, все социальные слои, от рабочего до менеджера, считали, что они интегрированы и выиграли от экономического, научного, технологического и социального прогресса. Этот средний класс каким-то образом растворился. В этих условиях, победа макронизма – победа не только ‘Франции верхов’, но победа ‘элитарного блока’ [в отличие от ‘народного блока‘], по словам политолога Жерома Сент-Мари[7], т.е. тех социальных слоев, которые в основном живут в метрополисах и которые признаются в дискурсe правящей элиты, победа тех, кто по-прежнему поддерживают политические ориентации технократии, или просто боятся радикальных перемен, например, опасаются выхода из еврозоны. Вот то, что составляет центр в макроновском смысле этого термина. Раскол между ‘макроновским центром’ и ‘периферийной Францией’ очень четко просматривается на этих картах. Следует отметить, что ‘периферийная Франция’ больше других страдает от негативных последствий массовой иммиграции, а также от катастрофических последствий нестрогой, слишком либеральной правоохранительной политики, которая применяется уже больше тридцати лет и привела к распространению так называемых « территорий беззакония » по всей ‘периферийной Франции’. ‘Франция верхов’, наоборот, остается на данный момент защищенной от этих негативных явлений социума. Именно поэтому и нескончаемо проповедуется либеральное благое слово по вопросам массовой иммиграции. Для нынешнего французского высшего среднего класса, т.е. для ‘элитарного блока‘, консолидация нации уже не является приоритетом, а приоритетной является защита своих интересов, консолидация своих привилегий. Географ Кристоф Гильюи правильно говорит о стратегии ‘строительства виртуальной крепости’ вокруг себя.
‘Франция верхов‘ отделяется от страны, и макронизм свидетельствует о том, что ‘политический центр’ Франции больше не совпадает со ‘социологическим центром’ страны. Макронизм, это на самом деле либеральная радикализация ‘элитарного блока‘ против мнения и интересов большинства граждан. Итак, ‘центр’ является политическим меньшинством, но поскольку остается сплоченным, то и остается сильным, когда ‘периферии’ скоро станут большинством, но поскольку они разобщены, останутся неспособными оказать решительное давление на правящую элиту. Франция сегодня – « больше не общество », говорит географ Кристоф Гильюи. Основания нации больше нет, консенсуса нет, доверия нет между верхами, низами и тем, что пока еще остается от бывшего среднего класса. ‘Центр’ больше не может убеждать ‘периферии’ в том, что нужны еще реформы. ‘Центр’ больше не может убеждать ‘периферии’ в том, что нет повода для протеста…
Мне жаль представлять вам такую пессимистическую политическую картину Франции нашего времени. Но как сказал Бальзак, когда он определял, кем должен быть писатель-реалист – вы здесь только замените слово ‘писатель-реалист’ слoвом ‘политолог-реалист’ : « Он должен представить своей аудитории самое точное видение того, что он видит, выделяя все цвета, включая самые темные»…
[1] Valéry Giscard d’Estaing, Deux Français sur trois, Flammarion, 1984.
[2] https://www.youtube.com/watch?v=KWjNoYQ-92A
[3] http://www.lefigaro.fr/politique/le-scan/citations/2017/09/28/25002-20170928ARTFIG00150-contre-la-fusion-alstom-siemens-montebourg-sort-de-son-silence.php
[4] https://www.youtube.com/watch?v=oQAE8QVpsPQ
[5] Christophe Guilluy, Le crépuscule de la France d’en haut, Flammarion, 2016.
[6] Branko Milanovic, Global Inequality. A New Approach for the Age of Globalization, Harvard University Press, 2016.
[7] Jérôme Sainte-Marie, Le nouvel ordre démocratique, Editions du Moment, 2015.